про жару

Над городом висит, наверное, 15-ый день адовой жары. Воздух вязкий и липкий, слегка тягучий и мне уже кажется, что он имеет свой особенный цвет – не то бледно-белый, не то выгоревший палевый. Как липовый, гречишный или люцерновый мед. Или как сгущенка. Только пахнет воздух вовсе не люцерной, он пахнет каленым асфальтом, пылью, людьми и тем непонятным, что не назвать, я не знаю, как охарактеризовать этот запах… для меня он пахнет опасностью. Какой-то щемящей тревогой. Не яркой, но брезжащей на задворках, украдкой выглядывающей из подворотен, нет-нет, да прокравшейся мимо тебя… как бы мимо.

В парках, особенно в забытых, полузаброшенных парках еще есть какое-то спасение. Но между мной и парком – пропасть. А точнее все то, что удерживает каждого ото всего – от парка, от чтения важной книги, от важного человека, от жизни… - ру-ти-на. Ежедневные долженствования, которые каждый сам на себя навесил, и теперь они практически не позволяют шевелиться – не потому, что они плохие – эти долженствования, вовсе нет, просто их слишком много. Они засасывают, они прорастают в каждого, обвивают как плющ, убаюкивают своим коконом. Ты – внутри. Жизнь – снаружи. Между тобой и жизнью –  пелена твоих дел и обязанностей. Безусловно, приятных. Наверное, важных. Скорее всего, полезных. И это нормально, кстати, никакой патетики. Некоторые вообще думают, что кокон – и есть жизнь. И никогда не узнают, что за его пределами. И умрут с улыбкой на губах. С чувством выполненного долга и знанием, что они испытали счастье. И им, кстати, очень повезло. Незнание – сила, и это факт.

Жара провоцирует на тяжелый липкие мысли. Не такие, какие приходят в звенящий конец октября, или в усталый февраль или в обнадеживающий апрель. Совсем другие. Я не люблю ни мороз, ни это темное время года, длящееся 8 месяцев, ни этих дурацких новых годов и прочей мишуры с фейерверками. Я не люблю мерзнуть, мне практически больно коже от холода. Но и плавящая жара не дает ничего хорошего, кроме возможности выскочить ночью в шортах за сигаретами. Ночью, когда она еще короткая, но тропически теплая – хотя бы ночью можно жить и дышать. Жаль, что ощутить эту ночь удается редко.. Конечно, будет нестерпимо жаль ушедший зной, конечно, позже он покажется не таким уж удушающим. И конечно, новые звонкие хрупкие мысли будут тоньше, резче и изящнее.

А почему, кстати, 15-ый день жары? Откуда это исчисление? А оттуда – я просто не помню, что было до. То есть, конечно, канва есть, фабула не исчезла, но деталей нет. Нет ощущений и чувств. Что было 16, 20 дней назад? Какие события или сюжеты происходили? Происходило ли вообще хоть что-нибудь?

С наступлением адовой жары расплавилось все, кроме памяти. Я помню все. Такие детали, которые вообще не имеют значения. Я помню цвет ночного неба там, у мусорных баков, и силуэты листвы на нем, я, хоть и особенно плохо вижу в молочные сумерки, явственно помню обнявшуюся парочку, сидящую на скамеечке на пешеходной улице; я помню вкус сангрии в пластиковом стаканчике – с лимонадом и без, я помню тепло камней на набережной Большой Невы и блюстителей порядка, приказавших убрать в сумку алкоголь; и старый пыльный трамвай, и черных лебедей в пруду, и черно-белые портреты и девушку, целящуюся прямо мне в грудь; я помню звуки криков из окна в Щербаковом переулке, теплое дыхание собаки на моей ладони, я помню разговорчивого водителя такси, я помню ощущение влажных простыней на коже; я помню все электрички, ночные и дневные, названия остановок (моя – девятая), улицу и номер дома; я помню цвет скамейки с  отсутствующим фрагментом, где был обед из макдональдса с видом на грязную воду и фиолетовые купола. Я помню кинотеатр и ощущение, которое меня в нем охватывало, и опасную пробежку через дорогу у моста (дважды – на Ваське и на Крестовском острове). Я помню все откровения, произнесенные и услышанные, тактильно, визуально, обонятельно.. да как угодно случившиеся, отданные и полученные. Все.

Адовая жара плавит все, кроме памяти. И я не знаю, хочу ли я, чтобы она (жара) закончилась. Мне кажется, что с нею может исчезнуть что-то очень важное. То, что мне удалось ощутить ЗА пределами кокона. Я боюсь забыть то, что сейчас так явственно проступает отовсюду – даже в этих городских вязких запахах, даже в нарастающем чувстве тревоги. Оно дает не только учащенное сердцебиение, но проявляет все те детали, которые выдает память, в любом порядке и беспорядочности, как угодно. Это такое легчайшее медленное сумасшествие – постоянно натыкаться на детали из вчера или из недели или из двух назад, не удивляться им, наоборот, радоваться, хотя они не приносят покоя своим появлением, лихорадочно проверять, не забыла ли что-нибудь, облегченно вздыхать – вроде нет… и ощущать, что беспокоилась зря. И так – по кругу. 

Всё.

010814